Владимир Пирожков. Пассионарий

Владимир, у вас незаурядная биография и огромный, наверное, уникальный для отечественного дизайнера профессиональный опыт. Мы планируем о нем серию публикаций, которую хотели бы начать с того, чем вы занимаетесь сейчас. Расскажите, что такое Инжиниринговый центр прототипирования высокой сложности МИСиС-Кинетика, который вы создаете? Как он появился и на чем специализируется? Началось все с того, что в 2007 году Герман Греф пригласил меня вернуться в Россию и помочь в разработке нескольких прототипов. Сначала это был «Сухой Суперджет» на финальной стадии, потом вертолет Камова, а дальше, по заказу Ракетно-космической корпорации «Энергия», мы работали над пилотируемым транспортным космическим кораблем нового поколения, тем, что придет на смену Союзам. Только интерьер этого нового корабля состоял из 12 тысяч сложнейших уникальных деталей.

Единого комплекса, где их можно было изготовить, не существовало, пришлось заказывать в разных местах, поставщики подводили, и качество было очень сложно контролировать. Поэтому лет пять назад мы поговорили с Дмитрием Викторовичем Ливановым, на тот момент ректором МИСиСа, и нашли формулу опытного промышленного производства полного цикла. Принцип был таков: собрать в одном месте, на территории 3,5 тыс. кв. м, самое передовое оборудование, технологическую цепочку, объединяющую процессы по созданию объектов высокой сложности. Из любых материалов и в любом размере.

Мы закупили, в Швейцарии в основном, цифровые фрезерные, лазерные, печатные станки, 3D-принтеры, покрасочные камеры, новейшие измерительные приборы. Всего – около 30 единиц оборудования. На этой производственной площадке можно сделать функциональный прототип любой сложности. Это такая волшебная палочка, опытное производство полного цикла, центр инноваций. Инновации – модное и заезженное сегодня слово, но на самом деле – это создание несуществующих ранее процессов и объектов. Этим мы и занимаемся.

О какого рода процессах и объектах, кроме космических кораблей, идет речь? Это может быть даже антигравитация или машина времени. Вы можете сейчас похихикать, но если это не сделаем мы, это сделают наши западные, как сейчас принято говорить, партнеры. Россия находится на технологическом перепутье. Или мы будем догонять ползком улетающих шмелей или попробуем, как кузнечики, делать дальние прыжки. Собственно говоря, наша страна так всегда и развивалась. Один из прыжков был сделан при Петре, второй – при Сталине. У нас сейчас нет выбора. Третий прыжок должен быть очень мощным. Если мы будем модернизировать уже существующие образцы техники, то мы просто будем обновлять старые вещи, созданные лет 20 назад за рубежом. Гораздо важнее делать то, чего не было раньше: с наперстка перейти на швейную машину, а от нее на 3D принтер, а не делать еще одну швейную машину с дополнительной кнопочкой для кондиционирования воздуха. Мы могли бы, к примеру, добавить к плоскостному передвижению и строительству дорогих дорог персональное перемещение по воздуху.

На летающих автомобилях? У вас ведь был такой проект. Да, несколько лет назад мы практически построили прототип аэромобиля, и он даже летал. Потом проект заморозили. Сейчас у нас есть все условия, инструмент, чтобы его разморозить. По сути, это национальная идея. У нас очень большие пространства, которые мы слабо осваиваем. Когда появился мобильный телефон, это был переход от плоскостного аппарата, привязанного к проводу, к «объемному». То же самое произойдет с летательными аппаратами. Мы отсоединимся от дороги, она – тот же провод, и получим бездорожный транспорт и свободу передвижения в пространстве. И тогда – как одно из экономических преимуществ – девелоперы получили бы стимул покупать землю не в 20, а в 400 километрах от Москвы. Продавая усадьбу за миллион долларов, они могли бы дарить клиенту аэромобиль по цене, предположительно, 150 000 долларов.

А насколько это экологичный вид транспорта, на какой энергии он будет работать? Пока нет такого фотонного двигателя, который бы дезинтегрировал наши молекулы и интегрировал бы их в другом месте абсолютно без вреда для окружающей среды. Мы начали с того, что есть. Первые подходы –  это дизельные электрические силовые агрегаты. Дизельное топливо есть везде – на армейских аэродромах и автомобильных заправочных станциях. Я не буду вам сейчас рассказывать мелочи. А концептуально – если человечество взлетит, это будет «Пятый элемент», реализация будущего. И кто первым это сделает, тот и победит. Ареал муровейника – 1 км, а ареал улья – 300 км. Вот и посмотрите, у кого возможностей больше. Но даже если мы не будем первыми – сейчас уже многие страны продвинулись в этой области – мы хотя бы решим проблему пробок.

Ваш центр – открытая структура?  Здесь смогут изготавливать свои прототипы какие-то дизайн-компании? По принципу мастерских-коворкингов? Такого уже много. У нас другие задачи. Мы ориентированы на заказы от крупных промышленных корпораций. Чтобы от старых решений, найденных еще нашими крутыми дедами, они смогли перейти на следующий технологический уровень, им сегодня нужно создавать прототипы продукции, которую они будут выпускать завтра, а то и послезавтра. И наш клиент – это человек, принимающий решение на таком ультрасовременном производстве. В идеале это должен быть принципиально новый продукт или подход. Грубо говоря, не колесо от танка, а биодрон, комар, который может уничтожить танк. Колесо от танка мы делать не будем.

И все же, где в этом процессе место дизайнера? Есть мнение, что проблема российского дизайна и промышленности в том, что они существуют по отдельности. Талантов в стране хватает, но примеров их успешного взаимодействия с производителями до сих пор крайне мало. Нужно начать с того, что проектов новых изделий в стране, в принципе мало. Обычно, новый продукт — копия или римейк западных аналогов. Если же речь о новом, инновационном продукте, к дизайнерам обращаются нечасто. Если обращаются предприятия с государственным бюджетированием (80% новой продукции России), включается проблематика стоимости и оплаты услуг. В графе НИОКР предприятия не могут найти категорию «промышленный дизайн». Её там нет. Соответственно, оплата идет по каким-то другим категориям. Например, «ремонт крыши». Небольшая дизайн-студия должна быть укомплектована полным штатом юристов, финансистов, экономистов и прочих непрофильных спецов, чтобы не попасть под нецелевой расход средств. Нужно же всё корректно делать. Откуда взять средства на содержание такого штата? Поэтому, порой талантливые дизайнеры-одиночки работают с частным заказчиком, которого всё меньше в России. Такой дизайнер «выживает». Или студия при «взрослом» заводе, но там новые продукты не часты. Также, технологические процессы на заводах достаточно винтажны, мягко говоря, и молодежь с ними почти не знакома. Времени на ознакомление с ними и на адаптацию терять не хочет. Проще приклеиться к существующей отработанной системе на Западе или Востоке. Таланты, в основном, уезжают, к сожалению. Но в стране есть несколько успешных студий промышленного дизайна. Они на слуху. Опытные. Работают. Нужно больше новых проектов! Страна должна думать о будущем. Тогда она в нём будет!

Помимо Центра прототипирования, вы создаете при МИСиС школу – магистратуру, если мы правильно поняли, для инженеров и дизайнеров. Вы будете давать ее студентам такие навыки? Базовые знания по экономике производства, конечно, дадим. Если человек будет себя чувствовать больше как инженер, ему их хватит. Но если он захочет развиваться как коммерсант, ему нужно будет пойти в бизнес-школу и доучиться там. И мы бы не хотели разделять инженеров и дизайнеров. В последнее время очень ценятся так называемые креативные инженеры – люди, способные не только нарисовать фантастическую картинку, но и создать точный цифровой файл, по которому станки воплотят его идею в жизнь. Эта школа – своего рода технологический спецназ. Мы очень надеемся, что сюда придут учиться ребята после Бауманки, МИФИ, Физтеха, Санкт-Петербургского Политеха или Новосибирского Университета, со свежими, незашоренными мозгами, способные придумывать экстраординарные, но и функциональные вещи. Например, зубную щетку, уничтожающую кариес, универсальную розетку или биоробота. И они смогут реализовать свои мечты, прототипы своих изобретений на нашем производстве.

Сколько человек вы планируете набрать, и сколько будет стоить обучение? Около 20 человек в год. Государству по большому счету нужно много таких инженеров, но мы пока делаем скорее «бутик». Первый год магистранты будут учиться в России, второй, по партнерским программам, в Массачусетском технологическом институте, Аахенском  университете прикладных наук или Миланском Политехе. Учеба будет стоить примерно 20 000 евро в год, это сопоставимо с аналогичным образованием за рубежом. При этом мы понимаем, что талантливые люди не всегда богаты, и надеемся, что нам удастся сделать какие-то стипендиальные места. Я по себе знаю, что успех – это чаще вопрос предоставленного шанса, а не денег. А дальше все зависит уже от характера и трудолюбия.

Какие отрасли в России, на ваш взгляд, наиболее готовы к сотрудничеству с дизайнерами? В первую очередь ВПК. У нас уже сейчас есть от него заказы. Оружие – особая история. Дизайн нужен и в нашей медицине, на детских и спортивных площадках, в оборудовании кинотеатров, упаковочной индустрии, да, в общем-то, везде, потому что практические все вокруг нас – импортное. Если мы хотим быть страной, которая обрабатывает ресурсы и поэтому имеет высокую маржинальность, то нам нужно нефть не продавать просто так, сырую, а из нефти делать пластики, из пластиков – телефоны, из телефонов – мегабизнес, типа Kaspersky lab, который востребован по всему миру.

А есть ли у вас какие-то предложения для обустройства городской среды, для Москвы например? Какой вы нашли столицу, когда вернулись? Я вижу проблемы Москвы – точечную застройку, бесконечную перекладку плитки, но вижу и то, как она похорошела. Первое, что я мог бы предложить как дизайнер-транспортник касается троллейбусов. Я часто наблюдаю, как днем неповоротливые ЗИУвские динозавры перевозят одну-две старушки, занимая половину проезжей части. А можно было бы сделать такой компактный кубик, вдвое меньше размером, но пустить его чаще. Вообще, я считаю, что электрического транспорта в городе должно быть больше.

Еще у нас, на территории МИСиСа, есть 10 га земли – между Ленинским проспектом и Парком Горького. Их можно было бы превратить в креативный сад, соединив экологическую и технологические составляющие. Создать ландшафт по образцу японских садов – в этом нас может поддержать сообщество японских высокотехнологичных компаний, разместить в нем шоу-румы инновационной продукции и лаборатории. Парк Горького нас в этом поддерживает, но нужна и поддержка города. И есть идея создания вертикальной парковки, которая разгрузила бы двор МИСиСа, вечно забитый машинами.

Эскиз Toyota RAV4, 2000 г.

Вы не жалеете о том, что оставили успешную карьеру дизайнера за границей? Столкновение с российскими реалиями не разочаровало вас? Я вижу в России гораздо больше возможностей, чем на Западе, где многое уже сделано. Нам нужно вновь привести эту территорию с ее колоссальными богатствами к процветанию. И я приехал, чтобы возвратить наши отечественные компании к прибылям. Надо просто прекратить ныть, как все плохо, предлагать конкретные вещи и много работать.